– Расскажите, Валерий Ермейович, какую роль сыграла Конституция Республики Абхазия 1994 года в сохранении нашей государственности и в глазах международного сообщества.

  – Конституция для любого народа и государства – это Основной Закон, в котором регламентируются статус, главные направления развития, внутренние отношения и т.д. Еще примерно век тому назад мы жили по Конституции, принятой в 1925 году, в которой был закреплен статус союзной независимой республики, а затем Абхазия превратилась в автономную республику, и тем не менее она и тогда имела свою Конституцию. Конституция – это атрибут, законное подтверждение статуса государства, можно сказать – официальный паспорт государства. Поэтому, учитывая значимость нашей нынешней Конституции, Владислав Ардзинба вынес её на референдум в 1999 году, и таким образом еще раз подтверждены были основные её положения. Уместно вспомнить о том, что перед войной Грузия вернулась к Конституции 1921 года и тем самым поставила Абхазию вне своего государства. Поэтому и мы вернулись к Конституции 25-го года, где была задекларирована независимая ССР Абхазия. Но перед этим была принята Декларация «О государственном суверенитете Абхазской Советской Социалистической Республики». Это произошло 25 августа 1990 года, на сессии Верховного Совета Абхазской АССР, когда даже ездили за кем-то за пределы республики, чтобы собрать необходимое число наших сторонников. И это был важнейший документ, это было началом начал. После принятия Декларации мы осуществляли другие практические действия: приняли Флаг, Герб, Гимн – атрибуты государства. Затем наша Победа в грузино-абхазской войне 1992-93 годов заложила основу для того, чтобы заново все это закрепить конституционно, что и было сделано в 1994 году.

  – А можно сказать, что Конституция 1994 года сберегла и продолжает оберегать нашу государственность, защищенную в войне?

  – Конечно. Без Конституции не может существовать свободное государство. В ней определены основные правила этого государства. И подтверждение её на всенародном референдуме, естественно, доказало, что мы не временное явление, что мы намерены строить независимое свое государство. Это учитывается и международным сообществом.

  – А вот были какие-то особые трудности при принятии Конституции, которые Вам больше всего запомнились? Вы же были депутатом Парламента первого созыва, принимавшего её.

  – Во-первых, было несколько проектов. Это, в принципе, не является секретом. Прислал проект Яхья Казан из США. Прислал Тарас Шамба из Москвы. А мы здесь делали свой вариант Конституции, и в основном над ним работал юрист Зураб Ачба. Владислав Григорьевич и мы все отвергли те присланные два варианта. Ардзинба, пользуясь своими связями в Москве, консультировался со многими специалистами, особенно с известным тогда юристом Юрием Калмыковым, с которым был в близких дружественных отношениях. Так отшлифовывался проект нынешней Конституции. Забегая вперед, скажу, что я как лингвист и Владислав искали приемлемую форму, приемлемую формулировку статьи 6 о государственном языке. Эту статью и тогда трудно было провести, и сегодня есть трудности – не все приемлют её существование в таком контексте:

  «Статья 6.

  Государственный язык Республики Абхазия – абхазский. Русский язык наряду с абхазским признается языком государственных и других учреждений. Государство гарантирует всем этническим группам, проживающим в Абхазии, их право на свободное использование родного языка».

  Придраться здесь, думаю, не к чему. Все сделано очень дипломатично.

  Спор был и по поводу президентской власти.

  – Который и потом продолжался…

  – Да. Владислав Ардзинба был образованный, опытный политик, один из создателей нашего современного государства. Но мы опасались того, что может настать время, когда его не станет как президента. Придет какой-то менее дальновидный президент, и он решит использовать эту власть в полной мере и наломает дров.

  – Вы точно думали над этим?

  – Конечно, думали. И мы вокруг этого спорили, а Владислав хотел 4-ю главу об исполнительной власти (полномочия президента были обозначены в статье 53-й этой главы) закрепить в Конституции следующим образом: не менять её без проведения референдума. Одно дело: не трогать главу о нашем суверенитете. Но почему должна быть неприкосновенной статья о президентской власти? А вдруг завтра придет другой, действительно сумасбродный?! Президентская ли, парламентская ли власть – корректировки всегда должны быть допустимыми. И эта возможность должна быть отражена в Основном Законе. К чести Владислава, ипсата сакухшахааит, не сразу, но он согласился снять это место и широко так зачеркнул его ручкой, я это хорошо помню, перед принятием Конституции на сессии.

  – Он проявил гибкость?

  – Конечно. Мы с ним могли спорить, сколько хотели, он мог с нами спорить, сколько хотел, – до поздней ночи, закрывшись в каком-нибудь кабинете. Сколько нервничали мы все вместе…

  – В итоге все оказались довольны тем вариантом, который был принят…

  – Я считаю, что наша Конституция, несмотря на некоторые, чуточку, может быть, перегибы в пользу той же президентской власти, – очень передовая. Многие и за рубежом это отмечают. Но позже решили усовершенствовать её.

  – Вот насчет этого усовершенствования. Я помню, что пока Владислав Григорьевич был у власти, немало претензий звучало со стороны разных оппозиционеров: мол, у него много власти, много полномочий… Но когда сами приходили к этой власти, забывали, что «очень много власти у президента». И сейчас все молчат. Почему так происходит? Что можете сказать?

  – Это говорили ради того, чтобы прийти к власти, стать депутатом и т.д. Когда внушается, будто идет к власти реформатор, люди на это «клюют». А потом, находясь уже во власти, чиновники высокого ранга начинают видеть, что если тронешь одну статью, это аукнется на все другие статьи. Потому что в этом основном документе страны все взаимосвязано. А давать обещания, которые нельзя реализовать, которые не в пользу государства и народа, – не следует.

  – Когда люди приходят к власти, наверное, начинают чувствовать, что полномочий не так уж и много, и не хотят их терять, входят во вкус.

  – Видимо, да. Но раз мы уже тронули Конституцию, внося в неё поправки, надо было перераспределить власть. Главный аргумент состоял в том, что нам необходимо было создать Конституционный суд, который не был предусмотрен в Конституции. И мы внесли соответствующую поправку. И некоторые другие, менее существенные поправки внесли. Но самое главное – мы закрепили, что вопросы, касающиеся суверенитета, государственного языка, прав человека, изменению не подлежат ни референдумом, ни каким иным образом.

  – Но после этих поправок прошло достаточное время, и Конституцию сейчас никто не вспоминает. Вы что-то в Парламенте планируете?

  – Ничего не планируем. Я лично, если честно, всегда был против вмешательства в Конституцию. Некоторые любят говорить, что она тормозит наше развитие. Конституция ни при чем. Это мы сами тормозим свое развитие. Пусть покажут, где Конституция помешала развитию?! С Конституционным судом тоже, может быть, поторопились. Верховный суд и так толковал законы.

  – Скажите, какие конституционные права человека нарушаются в нашем государстве сегодня?

  – Никакие. Частные случаи, возможно, и есть, но на государственном уровне ничьи права мы не нарушаем. Разве, например, нарушается право использования родного языка?

  – А неприкосновенность человека, его имущества? Они разве не нарушаются? Это же конституционные права.

  – Суд, прокуратура, милиция – они и должны защищать наши права, наше имущество, нашу жизнь, наконец. Другое дело, не всегда хорошо это у них получается. И не только у нас, в больших государствах тоже не получается. Но стараются. Да, желательно было бы, чтобы лучше старались. Ответственности с них никто не снимает.

 Интервью брала Заира ЦВИЖБА